Евгений Куйвашев: «Кризиса нет, есть внешнее давление»

Губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев (Фото: Константин Мельницкий для «РБК-Екатеринбург»)

Евгений Куйвашев признает: бюджет региона зависим от предприятий-экспортеров и сегодня они наполняют казну во многом благодаря курсовой разнице. Это не внушает оптимизма, но губернатор — оптимист. Он верит, что предприятия продолжат инвестировать и модернизировать, а область сможет помогать им гасить кредиты. Он верит, что федеральный центр не только не порежет финансирование регионов, но и материально поддержит развитие новых производств.

Если бы Евгению Куйвашеву сказали: «Жги сердца!» — он выбрал бы глагол «работать». Это слово он использует, кажется, чаще других, в разных сочетаниях: «работаем очень плотно», «надо работать — и все», «буду работать в Свердловской области», «засучить рукава и работать», «нам всем нужно хорошенько поработать», «чувствую ответственность за свою работу»... В периоды катаклизмов пригодилась бы еще формулировка «стиснуть зубы и работать», но приходится работать против экономической природы сегодняшнего кризиса.

— Размышляя о судьбе региона, вы наверняка строите прогнозы (возможно, на уровне догадок), какие проекты в 2016 году станут локомотивами экономики, что поддержит областной бюджет хотя бы на уровне прошлого года. О перспективах превзойти его я умолчу: очевидно, что их нет.

— В декабре 2014 г., когда курс рубля обвалился почти вдвое, я тоже давал интервью журналистам. Вопросы у них были разные, а подтекст — как у вас: дальше будет только хуже. Говорили, что экономика катится в пропасть. Честно говоря, мы и сами тогда насторожились.

— Насторожились?

— Конечно. За всё, что происходит в регионе, спрашивают с нас. Правительство области приняло бюджет, мы дали людям обещания, подписали гарантии, договорились с иностранными партнерами. Это большая работа. И вдруг — бац! — возникла ситуация, когда нет готовых решений и перспектива не очень понятна. Но жизнь ведь на этом не закончилась. Мы работаем, строим детские сады, жилье — даже больше, чем в докризисные годы. И все это несмотря на серьезнейший дефицит кредитных ресурсов и их дороговизну. Появились новые производства.

Возьмите шахту «Черемуховская-Глубокая» — это стратегический запас бокситов для всей страны. Входит в пятерку самых глубоких шахт в мире — таких масштабных производств на Урале не было уже лет десять. Мы сдвинули с места региональную кооперацию по комплектующим для поездов «Ласточка». И не только это, есть куча разных проектов — и малых, и средних, и больших. Думаю, дело даже не в том, какие из них станут локомотивами. Если речь идет о реализованных проектах, главное — снижать издержки производства. Без этого ничего не получится. И осваивать новые рынки — в регионах, в Китае. Не забывайте: в связи с удешевлением рубля наша продукция стала более привлекательной, чем у иностранных конкурентов.

— Уральские заводы отправляют за границу в основном биржевой товар, рынки падают, девальвация рубля вряд ли дает преимущества.

— Неправда, вот неправда! Львиная доля нашего валового регионального продукта — второй и третий переделы. Мы уже не сырьевой регион. И это тоже радует.

— Я и мои коллеги по РБК часто бывают на производствах. И нам, например, очевидно, что число компаний-локомотивов невелико. Машиностроение — на боку, область выручают УГМК, ВСМПО-Ависма, «Группа Синара». Новые высокотехнологичные производства, о которых рассказывают люди из правительства, — это параллельная реальность?

— Вы дальше смотрите. Есть еще УОМЗ, Турбинка, Завод точного литья, Уральский дизель-моторный завод, трубные предприятия ТМК. Они инвестируют в техническое перевооружение. Недавно СТЗ, не прекращая работы стана в Полевском, напрочь там всё модернизировал. Сегодня это другое предприятие. УОМЗ выпускает линейку медицинского оборудования — порядка 50-60 наименований. Оно теперь стало гораздо дешевле иностранного. Это не значит, конечно, что проблем нет. Они есть, и мы их видим. Главное — понять, как сделать, чтобы производства не останавливались. Здесь наша задача — помогать промышленникам: искать новые рынки, участвовать в выставках, ездить договариваться, развивать внутреннюю кооперацию — областную и межрегиональную. Только в этих случаях мы сможем чего-то добиться.

— Вы сказали о снижении издержек производства, но очень трудно представить, как вы лично можете на это повлиять.

— У нас есть программа поддержки промышленности. Если предприятие модернизирует свою продукцию, бюджет гасит процентную ставку по кредиту,

— При дефицитном бюджете эта сфера не попадает под нож?

— Нет, это один из приоритетов.

— А как вы влияете на поиск новых рынков?

— Основные инструменты — «Иннопром», отраслевые выставки в России и за границей. Собственная выставочная деятельность и наше участие в выставках — тоже приоритет. И мы не снижаем ни финансирование по этим статьям, ни активность в работе с Уральской торгово-промышленной палатой, с СОСПП. Вовлекаем их в бизнес-делегации. Они помогают нам, когда приезжают коллеги из-за рубежа, в том числе из Китая, из Азии. Работаем очень плотно.

— Воображение сразу рисует картину: делегация промышленников во главе с губернатором летит в Китай или, скажем, в Арабские Эмираты. Там они демонстрируют продукцию, часами пропадают на деловых переговорах… И, конечно, возвращаются домой с контрактами. Объемы экспорта растут, иностранцы инвестируют в Урал и открывают здесь новые производства… Но ведь ничего этого нет — ни контрактов, ни иностранных производств.

— Зачем нам зарубежные производства сегодня? Задача текущего момента — продавать свою продукцию. Для этого ее нужно выложить на витринах, предъявить потенциальным интересантам. Одних только интернет-технологий недостаточно. Нужны выставки, где товар можно потрогать. Поэтому сворачивать международные и межрегиональные контакты из-за отсутствия денег мы не намерены.

— Вы упомянули о российско-китайском «Иннопроме». Есть уже какие-то вполне реальные итоги, контракты?

— Конечно, есть.

— И вы готовы о них сообщить?

— Я сейчас, может быть, не скажу, в какой стадии находятся отдельные проекты. Общий объем контрактов, подписанных на «Иннопроме», порядка 10 млрд руб. Знаю, что наш «Медсинтез» плотно работает с китайцами. Оптовая компания «Сима Лэнд» развивает в Китае логистический центр. Это очень важный элемент. Сегодня комплектующие и для «Ласточек», и для ботинок «Уралобуви» поставляются из Китая, благодаря тому что руководители компаний подписали договоры.

— Интересно, а вы ставите себе задачу привлекать в регион иностранные инвестиции?

— Конечно, ставим.

— Есть характерный пример. Бельгийская группа «Луаст» долгое время хотела построить в Михайловском хай-тек-завод по производству извести — для металлургии, стройки и производства фильтров. Этот проект начался лет десять назад: работали геологи, проектировщики, технологи, экологи, инвестиции только в завод составляли 4 млрд руб. В 2016 г. он должен был дать первую продукцию. Но ничего не произошло. Ничего нет, потому что нет человека, способного дать зеленый свет таким вот проектам таких вот бельгийцев. В моем представлении этот человек — губернатор.

— Я встречался с руководителем этого проекта, спрашивал, что ему нужно. Он объяснил суть проблем, и я все их решил.

— Однако завода нет.

— Наверное, вашим бельгийцам просто не хватило денег. Но это не катастрофа. По моим сведениям, они не хотят отказываться от проекта. Не удивлюсь, если одно из препятствий — санкции ЕС, из-за которых многие уральские предприятия оказались в сложном положении.

— Бельгийское правительство перечеркнуло десять лет подготовительных работ весьма влиятельной в этой стране компании?

— Да, это же не секрет. Европейские страны оказывают сильное давление на своих предпринимателей через различные институты — государственные, негосударственные. У меня нет сомнений, что ограничение западных инвестиций в Уральский регион объясняется санкциями.

— Трудней всего, наверное, американскому «Боингу», но даже он не отказывается от своих намерений.

— Здесь другая история. Президент «Боинга» в России и СНГ Сергей Кравченко объяснил мне, почему компания готова сотрудничать. Сейчас я не могу об этом рассказывать, но причины веские. Поэтому «Боинг» и не уходит.

— Хорошо. Вы коснулись темы конкурентоспособности нашей продукции…

— Я упомянул о главных направлениях. А есть конкретные проекты, которые могут серьезно повлиять на занятость, на привлечение инвестиционных ресурсов. Таких проектов 69. Мы представили их в федеральном Фонде поддержки промышленности, и там заявки одобрили. Часть денег — 3,2 млрд руб. — область уже получила. По объему привлеченных государственных средств мы, кстати, занимаем второе место среди регионов.

— Поясните, как расходуются эти деньги?

— На развитие новых производств. Эти средства уже работают на экономику региона.

— Другими словами, скоро появится какой-то новый завод и, может быть, не один?

— Конечно.

— Например какой?

—Инвестиционные планы есть у завода РТИ, у Уралхиммаша. В целом планы очень серьезные — 69 проектов, как я и упоминал. А к следующему заседанию Фонда мы подготовили еще восемь заявок. В том числе по второй очереди шахты Русала «Черемуховская-Глубокая» — там будет новый ствол глубиной 1400 метров. Миллион тонн бокситов. Тоже колоссальные деньги.

— Я помню, как в 2008 году вели себя промышленники по отношению к власти. Многие приходили исключительно за налоговыми льготами. Аргумент был прост: массовые увольнения, нестабильность в регионе. И льготы им давали. В этом году будет ли реальная помощь для промышленников?

— У нас создана комиссия, в том числе по работе с проблемными предприятиями. Весь 2015 год мы работали точечно — если возникали сложности, приглашали руководителей компаний, смотрели их отчетность и вместе решали, что будем делать. Одних обеспечивали заказами, другим давали кредиты, третьим помогали погасить задолженность, где-то с банками договаривались.

В 2016 г. такой работы будет больше. Если мы увидим, что бизнес просит помощи в пределах разумного и это действительно окажет серьезный эффект для развития производства, то обязательно будем давать. Конечно, при условии, что не пострадает наполнение бюджета, из которого мы финансируем социальную сферу — зарплаты, школы, детские сады. Некоторый люфт в принятом бюджете у нас есть, потому что мы значительно сократили расходную часть—почти на восемь миллиардов. В то же время по сравнению с прошлым годом доходы у нас увеличились на 2-2,3 миллиарда.

— Есть прогноз по собираемости бюджета в этом году? Сколько вы ждете?

— Прогнозы сейчас—дело неблагодарное. Мы приняли бюджет с умеренным дефицитом, просчитав, каким будет валовый региональный продукт. В деньгах — я подчеркиваю, в деньгах — за 2015 год он увеличился на 15%. Это большая цифра, но мы понимаем, что возникла она во многом за счет курсовой разницы между стоимостью товара за рубли, за доллары и за евро, когда предприятия торгуют с заграницей. Такая же ситуация сохранится и в 2016 г. Но мы с вами живем в рублевой зоне, поэтому равняться на цены в долларах и в евро неправильно — в России будет ниже и зарплата, и издержки производства. Мы рассматривали четыре сценария, как будут развиваться события, и приняли очень умеренный бюджет. Оптимальный, на наш взгляд.

— Федеральный Минфин пишет сценарии, отталкиваясь от стоимости нефти, а ваши прогнозы на чем основываются?

— Конечно, мы учитывали конъюнктуру рынка цветных металлов и черной металлургии, но рассматривали сценарии исходя из загрузки наших предприятий: какой портфель заказов, на какой срок предприятие обеспечено работой. Исходя из этих сценариев и выстраивали уже собираемость.

— Я не думаю, что основным драйвером собираемости бюджета может быть курсовая разница.

— Нет, конечно.

— С другой стороны, не так много продукции трубников идет за рубеж. Это в основном внутренний спрос.

— Я вам скажу: почти 52% продукции, которую мы производим, идет за границу. И мы ставим промышленникам задачу — увеличить эту долю. С учетом того, насколько подешевел рубль, это вполне реально. Но жить за счет экспортоориентированной экономики — всё равно что складывать все яйца в одну корзину. Нельзя так делать. Нам приходится развивать внутреннюю кооперацию. Задача дня — увеличивать локализацию продуктов с импортной составляющей. Она выполнима. Мы видим это по работе «Уральских локомотивов», «Уральского завода гражданской авиации», «Дизель-моторного завода». Серийное производство дизелей позволит использовать их на железной дороге, в судостроении, для тяжелой карьерной техники.

— При этом производитель, та же «Синара», постоянно в колоссальном напряжении: закажет у них РЖД, например, «Ласточки» или нет, появятся ли потребители этих дизелей. Разговаривая с Михаилом Ходоровским, президентом «Группы Синара», я нет-нет да и почувствую эту неуверенность. Вы же должны быть лоббистом региональных предприятий на уровне Федерации. В конечном счете самому ехать в РЖД вместо Ходоровского. Какова ваша роль в таких случаях?

— Ну по крайней мере обязательства, которые брала на себя Железная дорога, в том числе перед правительством области, выполняются. У меня к РЖД нет вопросов. И с президентом «Группы Синара» мы на постоянной связи. Думаю, Ходоровский все делает правильно. Как опытный промышленник, он постоянно взвешивает риски и пытается от них страховаться. Он не может сидеть и ждать, когда появятся заказчики и все купят. Он должен крутиться, уметь продавать свою продукцию, а не только производить.

— Правильно ли я понял, что у вас есть конкретный антикризисный план по региону?

— Я бы сказал иначе: мы приняли умеренный бюджет, в котором постарались учесть все возможные риски. Я не хочу называть сегодняшнюю ситуацию кризисом. Это результат санкций Запада, в том числе и влияние международной закулисы на цену нефти. И ничего больше.

— Даже президент России называет нынешнюю ситуацию кризисом.

— Вы знаете, кризис — это когда все гриппом болеют. А когда одни жируют, а другим от этого не очень хорошо — это не кризис, это тактика выкручивания рук. Если оперировать сугубо экономическими определениями, то кризис — это когда плохо всей мировой экономике, а не отдельно взятой стране или группе стран. Согласитесь, нет разумного объяснения, почему еще год назад баррель нефти стоил 100$, а сегодня — 30. Он же ни с того ни с сего взял и подешевел. А добыча нефти — это же целая цепочка: разведка, инвестиционные программы, закупка оборудования. Еще недавно нефтяники работали в другой картине мира. Так вот, мое четкое убеждение: дешевая нефть — это политическое давление на нашу страну.

— И на регион, поскольку обедневшая Роснефть не будет заказывать трубы уральских предприятий?

— Роснефть пересматривает свои инвестиционные программы — себестоимость добычи теперь выросла. И в целом бюджетные расходы в стране сокращаются. При низкой цене барреля снижаются и государственные капвложения в инфраструктуру: меньше требуется бетона, металлоконструкций и так далее. Поэтому факторов, влияющих сегодня на экономику, достаточно много, не одна только нефть. И все эти факторы мы учли в бюджете области.

— Россия — крайне централизованная страна, по сути — царство. Москва аккумулирует финансовые ресурсы, регионы то и дело просят денег на разные нужды. Гонцы из глубинки пытаются убедить влиятельных людей выделить побольше. Не секрет, есть более успешные лоббисты, есть менее. И не мне судить о ваших успехах переговорщика, спрошу лишь: эти разговоры стали жестче?

— Нет, они всегда были такими — и в тучные годы, и в кризисные. Принципиально ничего не меняется.

— Хорошо, сменим слегка тему. Вы на губернаторские выборы пойдете?

— Меня постоянно об этом спрашивают. Напомню: срок моих полномочий истекает в 2017 г. Когда настанет время, я посоветуюсь с командой, с людьми, которым доверяю, потом приму решение. До этого момента надо еще дожить.

— Ну, не так уж много осталось.

— Вполне достаточно, чтобы принять решение.

— У областных чиновников всегда были сложные отношения с городскими. Зачем вы сейчас отнимаете у Екатеринбурга ключевые полномочия? Стройка, здравоохранение, образование, реклама, уборка грязи…

— У Екатеринбурга никто ничего не отнимает и в другой регион не увозит. Полномочия забираем у администрации города и передаем на уровень областного правительства. По сути восстанавливаем статус-кво в соответствии с требованиями федерального и регионального законодательства.

— Ну, ребята же долгое время успешно работали, справлялись. Демарш области воспринимается как недоверие.

— Насчет тех «ребят, которые «справлялись»… вопросов нет—мы их привлекаем… в том числе к работе в Градостроительном совете при губернаторе. Востребованные специалисты без дела не остались — они переходят в другие ведомства. Но у меня есть определенные сомнения, что ребята действительно справлялись. Очень много жалоб было. В том числе из-за дележа полномочий «область — город». Сейчас этого противостояния не будет — инстанция только одна.

— Вот вы сами говорите: в этом году сдали рекордное количество жилья. Прежде всего благодаря Екатеринбургу.

— Строили не только в Екатеринбурге, в области тоже. Здесь же речь не идет о перераспределении полномочий. Просто мы сокращаем издержки, ликвидируем барьеры, делаем процессы более комфортными для бизнеса. Впереди у нас очень важные проекты: и «Большой Екатеринбург», и подготовка к чемпионату мира. Времени на долгие согласования и ожидания решений в угоду кому-то уже не осталось. Надо работать — и всё.

— Как вы видите Большой Екатеринбург? Есть ведь какая-то картина, к которой идем?

— Всё просто: если сейчас не принять решений, чтобы консолидировать усилия и понять, как развиваться Екатеринбургу, то лет через 20-30 он разрастется до самых границ городов-спутников. Не предусмотрим всех тонкостей — случится настоящий коллапс. Я имею в виду транспортное, коммунальное обслуживание, развитие инженерных сетей, социальные, государственные и муниципальные услуги. При стихийном развитии территорий дорога, связывающая окраину Екатеринбурга с муниципалитетом, может запросто упереться в чей-нибудь дом. Поэтому нужен единый градостроительный план всей агломерации.

Мы сейчас не ведем речь о присоединении какого-то муниципалитета к Екатеринбургу или о слиянии. Пусть каждый развивается по собственной модели. Но мы будем требовать, чтобы генеральные планы стыковались с городами-спутниками. Вот в чем главная цель. Потому что между городами-миллионниками идет жесточайшая конкуренция. Если мы сейчас в носу с вами проковыряемся, то Казань, Новосибирск или Ростов нас опередят. Эти города уже сегодня подтягивают к себе новые и новые территории, привлекают туда бизнес. А окраины Екатеринбурга инвесторам неинтересны. Но стоило нам объявить о проекте скоростного трамвая до Верхней Пышмы, как в Пышме начали расти цены на жилье.

— По данным риелторов, цена осталась прежней.

— Подскочила-подскочила, я вас уверяю. Сегодня она — 45 тыс. за квадратный метр, а когда-то была в районе 35. И люди охотно переезжают в Пышму из Екатеринбурга, потому что жилье там пока дешевле. И вот такие сквозные коридоры между мегаполисом и городами-спутниками очень важны.

— А у агломерации «Большой Екатеринбург» появится особый статус на уровне Федерации, который позволит, например, возвращать в бюджет больше денег?

— Об этом пока речи нет.

— Однако другие миллионники собирают земли именно для этого. В частности, Новосибирск.

— У меня нет такой информации. Агломерация — в первую очередь вопрос инвестиций и вовлечения в хозяйственно-деловой оборот других территорий, где в конечном итоге будет строиться жилье. А жилье — это управляющие компании, инженерные сети, трубы, магазины, детские сады, школы. Большой-большой кумулятивный эффект.

— А есть у вас какой-то проект (может быть, несколько), с которым вы бы хотели войти в историю Свердловской области? Наверное, этого хочет каждый губернатор.

— Вы знаете, я себе такой задачи не ставлю. Просто работаю — и всё, а люди пусть решают, войду я в историю или нет.

— Может, что-то из старенького: «Титановая долина»? Конгресс-холл на площадке «Экспо»? Замкнуть ЕКАД? Сделать Большой Екатеринбург?

— Всё это мы будем делать и доведем до конца. Проблему с детскими садами уже решили. Когда три года назад мне сказали, что у нас дефицит на 58 тысяч мест, я не верил. Сегодня его нет.

— Вам хочется быть губернатором?

— В смысле?

— Быть губернатором — в смысле постоянно находиться между молотом и наковальней. Особенно в нашем регионе, где элиты сильны и упрямы, СМИ постоянно критикуют действия власти, народ своенравный и дерзкий. О конфликтах моментально узнают в Москве, задают вопросы. Да и в целом по стране такая ситуация — выгодно быть середнячком — и не в топе, и не в хвосте рейтинга. Идеально оказаться в правлении какой-нибудь госкорпорации. Но никак не губернатором на Урале. Чисто по-человечески любой бы вас понял, скажи вы: «Да катись оно всё к чертовой матери! Отсижу свой срок — и ноги моей тут не будет!» В таком смысле — хочется вам быть губернатором?

— Я бы сейчас не стал ничего говорить на этот счет. За свою жизнь и за свою карьеру я пережил много разных трудностей — и кризисы, и безработицу, и стоимость барреля нефти по $8. Всё было. Я занимал ответственные посты и могу сказать: главное — не твои ощущения, а то, как ты осознаешь ответственность за свою работу. Вот я эту ответственность ощущаю. Поэтому не имею права говорить: «Да пропади оно всё пропадом!» Могу только сказать: «Надо засучить рукава и работать».

— Это я понимаю. Но приезжает, например, на открытие Ельцин-центра Владимир Владимирович Путин и говорит: «Женя, поехали — есть задачи, будем строить… ну не знаю, высокоскоростные магистрали». Что тогда?

— Ну, если президент позовет (хотя ситуация очень гипотетическая), это, конечно, большая честь. Но губернаторов назначают не для того, чтобы отзывать на другие дела. Ведь губернатором просто так не станешь—нужны знания и определенный опыт. Если вы заглянули в мою биографию, то могли видеть, что последние 20 лет я работаю либо в муниципальных органах власти, либо постоянно занимаюсь развитием, девелопментом территорий. Если я нужен сейчас на этом участке, в том числе и президенту, я буду работать в Свердловской области. Если он сочтет по-другому, то я, как человек команды, должен буду принять новое назначение.

— Но только он может выступить с таким предложением, я правильно понимаю? Более никто?

— Речь не об этом. Нет такой практики: давай, поехали. Наоборот, даются четкие и конкретные поручения, как развивать территорию. А придет время выборов — и всё станет на свои места.